Неточные совпадения
Ни дать ни взять юродивый,
Стоит, вздыхает, крестится,
Жаль было нам глядеть,
Как он перед старухою,
Перед Ненилой Власьевой,
Вдруг
на колени пал!
И упорно
стояли при этом
на коленах.
Кити
на коленях стояла пред ней.
Вронскому, бывшему при нем как бы главным церемониймейстером, большого труда
стоило распределять все предлагаемые принцу различными лицами русские удовольствия. Были и рысаки, и блины, и медвежьи охоты, и тройки, и Цыгане, и кутежи с русским битьем посуды. И принц с чрезвычайною легкостью усвоил себе русский дух, бил подносы с посудой, сажал
на колени Цыганку и, казалось, спрашивал: что же еще, или только в этом и состоит весь русский дух?
Он сидел
на кровати в темноте, скорчившись и обняв свои
колени и, сдерживая дыхание от напряжения мысли, думал. Но чем более он напрягал мысль, тем только яснее ему становилось, что это несомненно так, что действительно он забыл, просмотрел в жизни одно маленькое обстоятельство ― то, что придет смерть, и всё кончится, что ничего и не
стоило начинать и что помочь этому никак нельзя. Да, это ужасно, но это так.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри,
стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела
на толстом бревне, облокотясь
на свои
колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Я
стоял против нее. Мы долго молчали; ее большие глаза, исполненные неизъяснимой грусти, казалось, искали в моих что-нибудь похожее
на надежду; ее бледные губы напрасно старались улыбнуться; ее нежные руки, сложенные
на коленах, были так худы и прозрачны, что мне стало жаль ее.
Бывало,
стоишь,
стоишь в углу, так что
колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть
на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок
на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Сложив свои огромные руки
на груди, опустив голову и беспрестанно тяжело вздыхая, Гриша молча
стоял перед иконами, потом с трудом опустился
на колени и стал молиться.
Около него с обеих сторон
стояли также
на коленях два молодые клирошанина [Клирошанин — церковнослужитель, поющий в церковном хоре (
на клиросе).] в лиловых мантиях с белыми кружевными шемизетками сверх их и с кадилами в руках.
Тихим, ослабевшим шагом, с дрожащими
коленами и как бы ужасно озябший, воротился Раскольников назад и поднялся в свою каморку. Он снял и положил фуражку
на стол и минут десять
стоял подле, неподвижно. Затем в бессилии лег
на диван и болезненно, с слабым стоном, протянулся
на нем; глаза его были закрыты. Так пролежал он с полчаса.
Он смотрел
на детей: все они
стояли у гроба,
на коленях, Полечка плакала.
— Мне ваш отец все тогда рассказал. Он мне все про вас рассказал… И про то, как вы в шесть часов пошли, а в девятом назад пришли, и про то, как Катерина Ивановна у вашей постели
на коленях стояла.
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом
на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до
колен,
стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери
на фигуру брата. Держа руки за спиной, Дмитрий
стоял пред книжным шкафом,
на сутулых плечах висел длинный, до
колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Самгин ярко вспомнил, как
на этой площади
стояла, преклонив
колена пред царем, толпа «карликовых людей», подумал, что ружья, повозки, собака — все это лишнее, и, вздохнув, посмотрел налево, где возвышался поседевший купол Исакиевского собора, а над ним опрокинута чаша неба, громадная, но неглубокая и точно выточенная из серого камня.
«Ведь не так давно
стояли же
на коленях пред ним, — думал Самгин. — Это был бы смертельный удар революционному движению и начало каких-то новых отношений между царем и народом, быть может, именно тех, о которых мечтали славянофилы…»
«Нет, — до чего же анархизирует людей эта жизнь! Действительно нужна какая-то устрашающая сила, которая поставила бы всех людей
на колени, как они
стояли на Дворцовой площади пред этим ничтожным царем. Его бессилие губит страну, развращает людей, выдвигая вождями трусливых попов».
— Уничтожай его! — кричал Борис, и начинался любимейший момент игры: Варавку щекотали, он выл, взвизгивал, хохотал, его маленькие, острые глазки испуганно выкатывались, отрывая от себя детей одного за другим, он бросал их
на диван, а они, снова наскакивая
на него, тыкали пальцами ему в ребра, под
колени. Клим никогда не участвовал в этой грубой и опасной игре, он
стоял в стороне, смеялся и слышал густые крики Глафиры...
«Она меня серьезно любит, это — ясно. Я был несправедлив к ней. Но — мог ли я думать, что она способна
на такой риск? Несомненно, что существует чувство… праздничное. Тогда,
на даче,
стоя пред Лидией
на коленях, я не ошибался, ничего не выдумал. И Лидия вовсе не опустошила меня, не исчерпала».
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним
на ты,
постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета, сидела среди кухни
на стуле, упираясь в
колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
А Дунаев слушал, подставив ухо
на голос оратора так, как будто Маракуев
стоял очень далеко от него; он сидел
на диване, свободно развалясь, положив руку
на широкое плечо угрюмого соседа своего, Вараксина. Клим отметил, что они часто и даже в самых пламенных местах речей Маракуева перешептываются, аскетическое лицо слесаря сурово морщится, он сердито шевелит усами; кривоносый Фомин шипит
на них, толкает Вараксина локтем,
коленом, а Дунаев, усмехаясь, подмигивает Фомину веселым глазом.
Когда Клим вышел в столовую, он увидал мать, она безуспешно пыталась открыть окно, а среди комнаты
стоял бедно одетый человек, в грязных и длинных, до
колен, сапогах,
стоял он закинув голову, открыв рот, и сыпал
на язык, высунутый, выгнутый лодочкой, белый порошок из бумажки.
Под ветлой
стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова
на коленях перед ним.
Стоило на минуту закрыть глаза, и он видел стройные ноги Алины Телепневой, неловко упавшей
на катке, видел голые, похожие
на дыни, груди сонной горничной, мать
на коленях Варавки, писателя Катина, который целовал толстенькие
колени полуодетой жены его, сидевшей
на столе.
Диомидов, в ярко начищенных сапогах с голенищами гармоникой, в черных шароварах, в длинной, белой рубахе, помещался
на стуле,
на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож
на икону в киоте. Пред ним,
на засоренной, затоптанной земле двора,
стояли и сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая воздух правой рукой, а левой шлепая по
колену, он говорил...
— Вы хотите, чтоб я не спала всю ночь? — перебила она, удерживая его за руку и сажая
на стул. — Хотите уйти, не сказав, что это… было, что я теперь, что я… буду. Пожалейте, Андрей Иваныч: кто же мне скажет? Кто накажет меня, если я
стою, или… кто простит? — прибавила она и взглянула
на него с такой нежной дружбой, что он бросил шляпу и чуть сам не бросился пред ней
на колени.
Минут через десять Штольц вышел одетый, обритый, причесанный, а Обломов меланхолически сидел
на постели, медленно застегивая грудь рубашки и не попадая пуговкой в петлю. Перед ним
на одном
колене стоял Захар с нечищеным сапогом, как с каким-нибудь блюдом, готовясь надевать и ожидая, когда барин кончит застегиванье груди.
У него воображение было раздражено: он невольно ставил
на месте героя себя; он глядел
на нее то смело, то
стоял мысленно
на коленях и млел, лицо тоже млело. Она взглянула
на него раза два и потом боялась или не хотела глядеть.
И сама бабушка едва выдержала себя. Она была бледна; видно было, что ей
стоило необычайных усилий устоять
на ногах, глядя с берега
на уплывающую буквально — от нее дочь, так долго покоившуюся
на ее груди, руках и
коленях.
— Забыли, как ловили за талию, когда я хотела уйти!.. Кто
на коленях стоял? Кто ручки целовал! Нате, поцелуйте, неблагодарный! А я для вас та же Уленька!
Видение шведского короля — это уж у них, кажется, устарело; но в моей юности его с засосом повторяли и с таинственным шепотом, точно так же, как и о том, что в начале столетия кто-то будто бы
стоял в сенате
на коленях перед сенаторами.
Шагах в пятидесяти оттуда,
на вязком берегу, в густой траве,
стояли по
колени в тине два буйвола. Они, склонив головы, пристально и робко смотрели
на эту толпу, не зная, что им делать. Их тут нечаянно застали: это было видно по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти было некуда: направо ли, налево ли, все надо проходить чрез толпу или идти в речку.
Мне, например, не случалось видеть, чтоб японец прямо ходил или
стоял, а непременно полусогнувшись, руки постоянно держит наготове,
на коленях, и так и смотрит по сторонам, нельзя ли кому поклониться.
Якуты,
стоя по
колени в реке, сталкивали лодку с мели, но их усилия натолкнули лодку еще больше
на мель, и вскоре мы увидели, что
стоим основательно, без надежды сдвинуться нашими силами.
Мы пошли обратно к городу, по временам останавливаясь и любуясь яркой зеленью посевов и правильно изрезанными полями, засеянными рисом и хлопчатобумажными кустарниками, которые очень некрасивы без бумаги: просто сухие, черные прутья, какие остаются
на выжженном месте. Голоногие китайцы,
стоя по
колено в воде, вытаскивали пучки рисовых колосьев и пересаживали их
на другое место.
На коленях перед жертвенником
стоял бонз: ударяя палочкой в маленький, круглый барабан, он читал нараспев по книге, немного в нос.
Мужики крестились и кланялись, встряхивая волосами; женщины, особенно старушки, уставив выцветшие глаза
на одну икону с свечами, крепко прижимали сложенные персты к платку
на лбу, плечам и животу и, шепча что-то, перегибались
стоя или падали
на колени.
— А вот этот самый двор, — сказал мальчик, указывая
на дом, против которого крошечный белоголовый ребенок, насилу державшийся
на кривых, выгнутых наружу в
коленях ногах, качаясь,
стоял на самой тропинке, по которой шел Нехлюдов.
— Знаю, что острижете, — грубо проговорил Лепешкин, вынимая толстый бумажник. — Ведь у тебя голова-то, Иван Яковлич, золотая, прямо сказать, кабы не дыра в ней… Не
стоял бы ты
на коленях перед мужиком, ежели бы этих своих глупостев с женским полом не выкидывал. Да… Вот тебе деньги, и чтобы завтра они у меня
на столе лежали. Вот тебе мой сказ, а векселей твоих даром не надо, — все равно
на подтопку уйдут.
В следующую минуту Хионию Алексеевну выкинуло из приваловского кабинета, точно ветром, и она опомнилась только
на улице, где
стояло мглистое, холодное сентябрьское утро, дул пронизывающий насквозь ветер и везде по
колено стояла вязкая глубокая грязь.
Странно, он заснул
на коленях, а теперь
стоял на ногах, и вдруг, точно сорвавшись с места, тремя твердыми скорыми шагами подошел вплоть ко гробу.
Несчастному молодому человеку обольстительница не подавала даже и надежды, ибо надежда, настоящая надежда, была ему подана лишь только в самый последний момент, когда он,
стоя перед своею мучительницей
на коленях, простирал к ней уже обагренные кровью своего отца и соперника руки: в этом именно положении он и был арестован.
Хотел было я обнять и облобызать его, да не посмел — искривленно так лицо у него было и смотрел тяжело. Вышел он. «Господи, — подумал я, — куда пошел человек!» Бросился я тут
на колени пред иконой и заплакал о нем Пресвятой Богородице, скорой заступнице и помощнице. С полчаса прошло, как я в слезах
на молитве
стоял, а была уже поздняя ночь, часов около двенадцати. Вдруг, смотрю, отворяется дверь, и он входит снова. Я изумился.
Да и высказать-то его грамотно не сумел, тем более что
на этот раз никто в келье старца
на коленях не
стоял и вслух не исповедовался, так что Федор Павлович ничего не мог подобного сам видеть и говорил лишь по старым слухам и сплетням, которые кое-как припомнил.
Вечером я сидел в кабинете и что-то писал. Вдруг я услышал, что дверь тихонько скрипнула. Я обернулся:
на пороге
стоял Дерсу. С первого взгляда я увидел, что он хочет меня о чем-то просить. Лицо его выражало смущение и тревогу. Не успел я задать вопрос, как вдруг он опустился
на колени и заговорил...
Чжан Бао указал мне рукой
на лес. Тут только я заметил
на краю полянки маленькую кумирню, сложенную из накатника и крытую кедровым корьем. Около нее
на коленях стоял старик и молился. Я не стал ему мешать и пошел к ручью мыться. Через 15 минут старик возвратился в фанзу и стал укладывать свою котомку.
Немного пониже крестьянская лошадь
стояла в реке по
колени и лениво обмахивалась мокрым хвостом; изредка под нависшим кустом всплывала большая рыба, пускала пузыри и тихо погружалась
на дно, оставив за собою легкую зыбь.
Гольд
стоял, протянув руки к зверю. Вдруг он опустился
на колени, дважды поклонился в землю и вполголоса что-то стал говорить
на своем наречии. Мне почему-то стало жаль старика.
Все в комнате
стояли кругом
на коленях и крестились, она закрыла ей глаза, поцеловала холодеющий лоб и вышла.